Нужно ли говорить, что пообещать театральному режиссеру за успехи взять его в кинорежиссеры – все равно что наградить графика переводом в живописцы (или живописца – в графики, это уж зависит от субъективной точки зрения). Отвечая на уничижительные выпады в адрес театра, Б. Бабочкин уподобил современный кинематограф преуспевающему, неунывающему, богатому, общительному, с широким и добрым характером человеку. По сравнению с ним театр, может быть, покажется бедным родственником. Но, не без иронии заметил
Бабочкин, «я все думаю, почему этот бедный родственник, видящий свои недостатки и несовершенства, преисполнен такого достоинства, почему он, удовлетворяясь тем немногим, что имеет, не тревожится за свое будущее, а спокойно уверен в нем? Почему он совсем не завидует своему преуспевающему сопернику и почему даже не считает его соперником, а подмечает лишь некоторую нервозность этого соперника?»
Как показало дальнейшее, ирония попала в цель. Конечно, с цифрами спорить нечего – пропускная способность старых зданий МХАТа подсчитана верно; упали, правда, соответствующие показатели кинопроката, но, разумеется, и сегодня молено с уверенностью утверждать, что средний фильм за месяц смотрит больше народу, чем такой шедевр, как «Добрый человек из Сезуана» Б. Брехта в Театре на Таганке за десять лет.
Однако в эру телевидения рушатся и цифровые аргументы, призванные удостоверить всенародность кино, будто бы отличающую его от театра: трансляцию спектакля, передаваемого по первой программе, смотрят десятки миллионов зрителей. Таким образом, количественная аргументация превосходства кино сегодня обнаружила всю свою несостоятельность; у театрального спектакля, попавшего на голубые экраны, аудитория гораздо более широкая, нежели у фильма, давшего самые высокие прокатные результаты (и, как свидетельствуют социологические исследования, немногим уступающая аудитории фильма, продемонстрированного по телевидению).